Кризис идентичности (часть 1)
Практически любой жизненный кризис, а кризис – это промежуточное состояние между старым, что уже невозможно, и новым, что еще не обретено – отражается на нашей идентичности, то есть на том, что мы относим к «Я», а что не считаем для себя возможным.
Формируя идентичность, мы представляем свою принадлежность к чему-то, одновременно исключая принадлежность к противоположному. В итоге, когда некое мировоззрение нами принято, из него естественным образом вытекают ценности, которые мы разделяем и поведение, подтверждающее приверженность этим ценностям. Например, если я сильнее всего идентифицирую себя, как семейного человека, то ценности семьи выше в моей иерархии всех иных, и это будет отражено в том, сколько я провожу с семьей времени, как я планирую отпуск, о чем я больше всего думаю, что меня волнует и т.д. Но понимание и определение себя вынужденно меняется вслед за изменением жизненных задач или обстоятельств.
Новый опыт неизбежно влияет на то, что мы о себе думаем: мы вынуждены менять свои способы взаимодействия с миром и наша идентичность с годами переопределяется, расширяется, влияя в том числе на то, как мы строим отношения с другими.
Например, если человек считает себя честным, ему будет сложно скрывать случайный чужой секрет, либо придется признать, что не такой-то уж честный? А если кто-то считал себя одиночкой не способным на близость, а потом, например, внезапно влюбился, ему либо придется серьезно пересмотреть представления о себе и учиться быть в отношениях, либо прибегнуть к самообману. Таких испытаний идентичности в течении жизни – сотни.
Многие из них ведут к внутреннему конфликту и временами к настоящему кризису идентичности. Надо сказать, что катализатором подобного кризиса (когда мы с ужасом или грустью понимаем, что «Я- это не то, что я раньше о себе думал») может служить любое изменение. Самые простые колебания в оценке себя можно наблюдать, даже, если вы потеряли ключи от дома.
Потеря наносит быстрый и не всегда заметный удар по нашей иллюзорной уверенности в том, что мы контролируем жизнь и можем предвидеть ход событий. Череда подобных неуправляемых событий (а наша жизнь богата ими, как обогащенный уран 235-м изотопом) и вот человек уже растерянно вопрошает: кто я? зачем я?
Даже обретение чего-то хорошего может выбить нам почву из-под ног. Ведь одновременно оно означает утрату. Этим объясняется грусть, скрытая в самых радостных событиях – рождении детей, переезде в новую квартиру, получении желанной должности.
В книге «Жизнь после утраты. Психология горевания» авторы приводят историю небогатого человека из Лондона, который был госпитализирован с депрессией после крупного выигрыша на Ирландских скачках. «Оказалось, что этот парень страдал от осложненного горя: неожиданное богатство означало утрату привычного образа жизни. Несмотря на соблазнительные перспективы, которые сулило новое богатство, он не мог им воспользоваться».
Да, мы ни от чего не отказываемся с легкостью и даже, когда мы преодолеваем тяготы и движемся к лучшей жизни, мы горюем о том, что осталось позади. Период, где старое не работает, но ему на смену пока не пришло нечто признанное и освоенное, характеризуется бессилием, неопределенностью, нередко утратой чувства безопасности. Прежние смыслы, цели нас больше не мотивируют, способы, которыми мы привыкли справляться не актуальны, а новые не очевидны. Мне кажется для начала очень важно признать вот эту вот потерю себя прошлого, не важно вы сами к этой перемене стремились или она с вами случилась.
Нормативные и острые кризисы сопровождают нас примерно всю жизнь, и первые отличаются от вторых лишь этиологией.
Течение же их примерно похоже: каждый ставит заново перед нами проклятые вопросы: «кто Я? зачем Я?», и в любом из них сопровождает нас неясность, неопределенность, утрата прежнего вне обретения нового.
Подростковый кризис хорош тем, что вокруг есть понятные модели и в нем идет развитие вширь, а разрешение кризиса случается через внешние формы деятельности: вот тебе учеба, работа.
А кризис среднего возраста разрешается иначе. Сил уже меньше, экспансия не работает, нас может настигать разочарование в прежних идеях или устремлениях, так что возврат к предыдущим задачам и смыслам не работает. Так, несколько моих клиентов, кто однажды переехал из провинции в крупный региональный город, а потом, в Москву, заметили, что третий переезд, стал как будто рутинной задачей. Это уже знакомый квест, хоть и более сложного уровня.
Основное движение в кризисах второй половины жизни в глубину, а не вширь: формы вторичны, внешних ответов нет. Не помогает и активный поиск. Часто приходится ждать, пока ответы созреют сами.
Фромм в работе «Здоровое общество» заметил, что психически здоровый человек отличается от больного тем, что оказывается в состоянии найти ответы на экзистенциальные вопросы (что заметим никакие иные живые существа, из известных нам, больше не беспокоят). Вопросы эти «вырастают из наших попыток раскрыть смысл своего существования, избежав при этом помрачения рассудка». Помрачения, кстати, не всегда удается избежать.
В попытках отыскать ответы мы, бывает, обесцениваем огульно все, чего уже достигли, отрекаемся от того, что когда-то стоило немалых усилий, кидаемся в крайности. Дауншифтинг, разрушенные в едином порыве карьеры, браки, дружеские связи, отказ от всех достижений может быть показателем того, что человек слишком долго игнорировал нарастающие внутренние потребности в переменах.